Тиньки — это необычное село. Оно расчерчено архитекторами на городской манер. Здесь разнонаправленные параллельные улицы, пересекаясь под прямым углом, формируют правильные кварталы. Оттого с непривычки здесь легко пропустить нужный поворот. Но наш поводырь Вика за полгода в Тиньках уже выучила ориентиры и уверенно показывает дорогу. Мы на большом военном джипе едем к её подружке Людмиле — многодетной маме из Луганской области. Но сначала о том, как за неделю до описываемых событий приключилось знакомство с самой Викторией.

Это было одно из тех случайных знакомств, что происходят во время «туристических набегов». Собственно, и не было бы ничего, если бы сама Виктория не «просканировала» на приезжей машине донецкие номера. Те самые номера, что порой равносильны приговору, те самые номера, за которыми почти всегда следует очевидный вопрос: «А вы же из Донецкой области, да?». Вопрос, который сначала вызывал в тебе некоторую неловкость, чем дальше, тем больше раздражает. Впрочем, ею двигало нечто большее, чем праздное любопытство. Вика — тоже «донецкая». А сейчас по факту — беженка.

В Тиньки приезжали едва ли не целыми родами. По крайней мере, у Вики переехала вся ближайшая родня по линии мужа; всего — 14 человек, это родители и их трое взрослых детей с семьями.

Людмиле повезло меньше. Её родители, отработав положенное на Чернобыльской АЭС, теперь живут в Чернигове, родня — в окрестностях Павлограда. Сама она по каким-то соображениям решила переехать в тихое село в Черкасской области.

Наш разговор с ней начинается со слёз. Это Люда вспоминает свой дом в Петровском, что между Красным Лучом и Алчевском. Люди, чьи дома пострадали от обстрелов, содрали с её дома новый шифер. Из-за этого «поплыл» весь ремонт, который закончили делать аккурат к началу войны. Но мама четырех ребятишек быстро берет себя в руки и вспоминает, как во время октябрьского затишья возвращалась домой, чтобы вывезти мебель и технику.

“Ходила к коменданту за разрешением. Два дня за ним бегала, они никак разобраться не могли, кто у них главнее. А у казачков наших еще праздник какой-то был в ДК, ждала под дверью, пока закончится концерт. Это была, по-моему, середина октября. А утром, когда возвращалась с рынка, увидела, что такое «Град» – он стрелял в сторону Дебальцево, туда от нас по полю всего 30 км.

Печать мне так и не поставили (ехать же в Перевальск не было никакого желания), и в итоге на всех блокпостах у меня спрашивали, почему разрешение на провоз багажа без печати? В Кировске вообще поинтересовались, почему я не выписалась, если забираю всю свою мебель?

Там я ничего не получаю. А моей подруге-бюджетнице зарплату платят с прошлого года — то 200 гривен в месяц дадут, то… У нас в городе «гуманитарку» давали два раза. Первый раз — в сентябре. Что они сделали: разграбили «АТБ» и выдавали людям консервы, ананасы, памперсы. Одной моей подруге дали баночку огурцов, помидоров, липучки от мух, зубочистки (там этого добра всегда хватало), а детям — прокладки вместо памперсов. А во второй раз детям в школе раздавали майки, трусы и носки. Говорят, что из России привозили. И всё — ни от Украины, ни от России больше ничего не было».

Люда прошлой осенью купила в Тиньках дом за 40 тысяч гривен. Домишко этот из категории тех построек, которые проще снести и отстроить заново, чем ремонтировать. Но молодая семья, так-сяк пережив в нём зиму, всё-таки затеяла реконструкцию: одни окна делаются шире, другие закладываются, две печки переделываются, а ванная комната уже прошла стадию проектирования. А пока шесть человек переехали в летнюю кухню, которая также уже может похвастать ванной и туалетом.

«До войны мы не считались малообеспеченными, хотя у нас и многодетная семья. А здесь я не могла получить статус малообеспеченной, потому что мне нужно было поехать Туда и взять справку, что я там не получаю льготы. Но я живу в Тиньках со 2-го ноября — как я могу получать их «дома»? Я и на горячую линию звонила, и на КрымSOS. В итоге в марте я все-таки выбила себе льготы. И снова: вы должны поехать домой и взять справку, а сколько же вам начислили за последние полгода. Второй вариант — «просто» подождать еще полгода. Ну, что тут до сентября осталось… Тогда и получу статус.

Я получаю пособие на двух маленьких детей — 3600 гривен в месяц. И у мужа около тысячи за то, что стрижет газоны в селе. Это от центра занятости работа. Но как-то выкручиваемся», – рассказывает хозяйка.

1 / 17

Евгений Швец

Людмила вспоминает, как ей помогали местные: «Когда мы только приехали сюда, соседи на всю зиму дали нам картошки, консервацией делились. А на праздники, когда резали поросят, то одни принесут сала с мясом, то другие. А еще одни соседи рыбой часто помогают». Она часто подчеркивает в беседе хорошее отношение со стороны местных.

Впрочем, без утайки говорит и о недавнем конфликте, который грозил обернуться проблемами для её старшего сына:

«На последнем звонке поссорилась с родительским комитетом. Когда мы только пришли в школу, у меня прямо спросили: «Вы будете учиться в этой школе или домой поедете?». И мне сразу сказали: мы собираем на школу — 100 гривен с ребенка, и на класс — тоже 100 грн. Я сдала. Но проходит время и просят 40 грн на 8-е марта. А в конце года говорят: нужно еще 65 гривен, потому что те деньги уже закончились, а ремонт в классе делать же нужно. И тут я уже высказала мамам из родительского комитета и попросила принести отчет о потраченных деньгах. Оказалось, что два раза покупали подарки одной учительнице, другой — тоже два раза. А еще раз взяли 300 грн солдатам в АТО на подарки. Поймите правильно: мы хоть и переселенцы, и самим иногда есть нечего, но, когда собирали солдатам передачу, отнесли 5 кг макарон и 3 литра масла. Но зачем брать из денег, предназначенных на ремонт класса? Они не могут понять, что у меня иногда в кошельке остаются последние 20 гривен…».

Людмила добавляет, что учительница, к счастью, не стала нагнетать ситуацию— вскоре позвонила и даже приглашала ребенка в летний лагерь. Русскоязычная в быту мама говорит, что у её ребятишек нет проблем с украинским языком, а младший сын Вадим даже выучил гимн Украины и теперь поёт его всем соседям.

Я спрашиваю, почему она не захотела вернуться домой, когда в Петровском настала относительно тихая жизнь: «В первую очередь, причина невозвращения туда — экономическая, тяжело там жить. Но правда и то, что там заклёвывают людей с проукраинской позицией. К начальнику моей подруги, которая ярый патриот своей страны, приходили с просьбой уволить её. А её детей во дворе обзывают «бандеровцами». Почти все мои друзья — за Россию. А как у меня так получилось… Моя мама — из Днепропетровской области, папа — из Киевской, а я выросла в Славутиче. Но вышла замуж и уехала в Луганскую область, где прожила 8 лет. Конечно, поначалу была немного в шоке. И если, например, Новоайдар — это просто тихая асфальтированная деревня, то Красный Луч с его заброшенными домами… А Петровское, где мы жили, я и не знаю, как это описать…. Клоака цивилизации…

Как ткнули пальцем в эту точку? Просто в интернете нашли. Три месяца жили у мамы в Чернигове. Но вы же понимаете, какие у нас размеры семьи… Муж поехал сюда на разведку, я до этого приезжала сюда смотрела дом… На Днепр клюнула? Нет-нет… Ой, я сейчас ребенка покормлю, подождете секунду?».

И теперь мы задаем тот же вопрос — как вас занесло в Тиньки? — уже Виктории.

«Ну, мы вот именно что ткнули пальцем… До этого три месяца жили у родственников в Бердянске, а потом поняли, что домой нам возврата нет и пора искать что-то своё. Две недели просидели в интернете: я называла цену, а муж по карте оценивал плюсы-минусы местоположения. И мы, хоть и не имели понятия, что это за город такой Чигирин, но всё ж таки — это город, и до областного центра недалеко — 60 км, лес-речка рядом — и вовсе замечательно.

В Донецке сидели до последнего. Затем кто-то пустил слух, что 12-го июля нас будут бомбить. За один вечер собрались и на следующий день выехали. А «бомбить» нас таки начали.

Слушайте, а мы же с сестрой ходили на референдум! Да-да. Родители — за Россию, а мы — за Украину. Мы все время грызлись-ругались, у нас такие были разногласия, что не рассказать… И мы захотели, чтобы наш голос тоже услышали. Галочку «против» там поставить или вообще бюллетень испортить. Но мы опоздали — участок закрылся на полчаса раньше. Это потом мы уже поняли, что всё равно это всё было бессмысленно. Но тогда нам хотелось верить. А сторона мужа вся была за Украину. И стало страшно там оставаться уже морально. Соседи была настолько обозлённые на нас, что мальчик, с которым моя племянница дружила, стал угрожать ей в социальных сетях за её активную проукраинскую позицию. И даже сейчас я морально боюсь туда ехать. Когда установилось хоть какое-то перемирие, настраивала себя, что надо же поехать — проведать родителей. Но не смогла…

Мы уезжали своей машиной с прицепом. А свекровь переезжала позже – с хозяйством, и еще одну машину наняли, в которую загрузили холодильник, стиральную машинку и письменный стол. Свекровь с нами живет. Все трое её детей уехали. Все здесь. Решили, что если уж и переезжать, то вместе. Мы и в Донецке жили по-соседству. Дома наши, вроде бы, стоят. Где-то окна, правда, повылетали, а у свекрови из дома недавно вынесли ДНРровцы диван и, вроде бы, какую-то одежду забрали. А потом еще сказали соседям, что дом заминирован. Видимо, хотели еще что-то вынести — чтобы никто больше не зашел. Но соседи взбунтовались, пошли в штаб требовать, чтобы дом «разминировали». Их услышали.

Там я занималась торговлей по интернету. И так себя успокаивала: «Если уж совсем нечего будет есть — буду ходить по селу и выменивать одежду на еду». Я просто никогда в жизни не была в селе и совсем не представляла себе, что такое сельская жизнь. Одежду вывезла из Донецка, а сейчас выставила её в местном магазине. Спасибо, что меня туда пустили бесплатно».

Женская психика, как известно, легче приспосабливается к новым обстоятельствам, поэтому Виктория находит прелести в своей нынешней жизни, хотя и постоянно добавляет, что в новом доме, в котором всего две комнаты, ей тесно. Во время нашей первой встречи она призналась, что дом обошелся ей в 20 тысяч гривен, а вот за 100 тысяч в Тиньках можно купить дом едва ли не с евроремонтом.

«Оживлять» новый-старый дом будет её муж, которого Вика не без гордости называет мастером на все руки. Но после этого добавляет, что супруг сильно скучает по родным местам.

«Он печки ложит, строить может. Машинами, мотоциклами тоже занимается. Сильно его тянет домой, страдает. Говорит: когда там все закончится — я вернусь. Он как изъясняется — там много чего построено его руками, и весь ремонт в нашем доме делался его руками. А я себя настраиваю, что останусь здесь, даже если Там всё успокоится, но не закончится. Что такое «закончится» — если в пользу Украины и если абсолютно всё встанет на свои места. А если «ДНР» останется — меня там не будет. Это при том, что я коренная дончанка.

Телевизор мы не смотрим — плохо ловит. Но я даже рада. Мне негатива хватает в интернете. Хватит того, что я там читаю невеселые новости. А если я их еще и смотреть буду…».

***

Людмила некоторое время наблюдала за нашим разговором, поэтому сразу подхватила больную тему: «Красный Луч настроен на присоединение к России. Они так ждут этого. Они до сих пор не прозрели.

Самое грустное, что те, которые больше всего кричали о референдуме, с первыми бомбежками уехали в Россию, а оставшиеся должны были как-то выживать сами.

К нам в Тиньки приезжали дальние родственники, пожили два месяца здесь, оформили на ребенка пособие, а в мае, никому ничего не сказав, вернулись обратно. А дом, в котором они жили, недавно купила семья из Антрацита — пожилая женщина и её глухонемой сын».

«У нас своя кучка небольшая, а кто немножко сторонится, мы в душу не лезем», – Вика объясняет, почему не знает всех «донецких» в Тиньках.

А Люда после этих слов ошарашивает статистикой: «В ноябре, когда мы в сельсовете становились на учет, мы были, по-моему, 213-ми. А потом еще человек сто приехало. Ну, 50 — так точно. Вот наша соседка из Антрацита говорила: «Мы ходили смотреть дома, а соседи показывают: вот здесь живут донецкие, а тут — луганские»».

Её подружка делится другой деталью, вызванной «нашествием» переселенцев: «Наши соседи даже стали называть ту сторону, где мы живем, Донецким хутором. Эх, если бы еще дом наш можно было из Донецка сюда перенести…».

Для Люды дом — и вовсе больная тема, поэтому она спешит рассказать что-то веселенькое: «Случались тут маленькие эксцессы. Председатель как-то пришел со словами, что мы тут вывесили флаг Донецкой республики. А это соседу везли отходы с пилорамы и, как обычно, повесили сзади красную тряпку. Вот это и был «флаг ДНР». Это было весело.

А еще нам подарили козу, и уже есть две малюськи. А вчера муж ездил на шабашку, то ему подарили двух маленьких нутрий. Будем разводить. Он поросят резать побаивается, а вот нутрии у него еще Там были».

Мы выходим во двор, и Люда просит Вику почаще наведываться в гости: «Кто ко мне еще зайдет, если не ты. А я к тебе не могу наведываться, у меня же четверо».

У самой Вики — двое, а еще, как вы уже знаете, много родственников. Мы едем к её племяннице-художнице Ольге. На заборе табличка: «Різноманітна ВИПІЧКА на замовлення. Ремонт одягу».

Ольга поясняет: «Это мама занимается. Она заведовала архивом на шахте. Но ей никогда не нравилось с бумажками возиться. И вот здесь она решила открыть себя с творческой стороны — и выпечка, и стрижки. Да, она еще в Донецке стригла всех родственников и друзей, а сейчас от центра занятости учится в Черкассах, чтобы здесь открыть какую-то комнатку. Потому что украшенные торты местные заказывают не так часто — только к большим праздникам. А вот папа наш две недели назад наконец устроился на работу. Он просто очень долго ждал, пока вышлют документы из Донецка».

В Донецке Ольга училась в художественном училище. Не доучилась, можно сказать, один семестр. Её училище так и не перевели на украинскую территорию, и еще зимой она ездила на сессию. «Закрыть диплом» уже не вышло. В её группе было около 20 человек, дипломы получили лишь трое. Остальные либо просто бросили, либо перевелись кто куда — в Харьков, в Днепропетровск. Сама Ольга мечтает поступить в Киевскую художественную академию. Говорит, что будет пробовать, пускай особых привилегий для беженцев и нет.

А вот её родной сестре, которая в Донецке училась в училище культуры, удалось вовремя перевестись по своей специальности в Калуш Ивано-Франковской области. Ольга добавляет: «Я тоже надеюсь поступить, потому что село селом, красота красотой, но не хватает не столько женихов, сколько цивилизации».

Мы смотрим на картины, которые стоят в небольшой комнате, где плазма на стене больше, чем «энергосберегающие» окошки старого образца. Спрашиваю: «Почему вот эта картина такая депрессивная?». Ольга поясняет, что это вовсе не её работа, а лишь копия Малкольма Липке — Together alone. А затем показывает на свою картину, добавляя: «Это должно было быть проектом к моей дипломной работе, которую я все-таки надеялась защитить в Донецке. Но… Впрочем, они еще и резко изменили тему работы. Позвонили и сказали, что нужно сделать что-то «патриотическое» – или тема «ДНР», или 70-летие победы. А я же другими категориями мыслю».

1 / 4

Евгений Швец

И хотя Виктория уверяла, что её племянница каждый день ходит на Днепр черпать вдохновение, та уточняет, что особенно часто ходила на реку зимой. Дескать, когда людей почти нет, а рыбаки своей сосредоточенностью лишь дополняют тишину, испытываешь особенные чувства. А если еще зайти на лед и идти по Днепру — это особенно красиво.

Никто из наших собеседников так и не смог предложить аргументированную (или же «романтическую») версию своего переезда в Тиньки. Да, был озвучен экономический фактор. Но ведь многодетная мать Людмила за те же деньги с легкостью могла купить (или просто занять) дом в депрессивной Черниговской области и быть поближе к своей маме. А Виктория много где в Украине могла найти дом «с речкой и лесом» и по схожей цене. Но все они почему-то оказались в Тиньках, которые, пускай и не являются упадническим селом, но и на всю страну тоже не гремят.

Но если посмотреть на карту, то отчетливо видно, что именно в районе Тинек — едва ли не самое широкое место самого вместительного водохранилища Украины. Возможно, беженцы подсознательно выбирают это место как наиболее безопасное, а вода играет роль естественного защитного барьера. Чтобы косматый «сепар», груженный под завязку боекомплектом, ушел под воду, как только оттолкнется от противоположного берега, и чтобы никакой снаряд или мина не долетели даже до середины Днепра. Впрочем, это лишь романтическая версия. А вот то, что война перекраивает демографическую карту Украины, факт. Чтобы в этом убедиться, достаточно просто побывать в Тиньках.